Екатерина II без ретуши - А. Фадеева

Английский посланник сэр Ричард Окс:

Поведение нового фаворита подтверждает, по-видимому, все то, что я слышал о подвижности его ума и об его проницательности, но оно свидетельствует вместе с тем об отсутствии в нем обдуманности и осторожности. Он пользуется чрезвычайной милостью императрицы, поэтому повышение его будет, вероятно, очень быстрое. Действительно, Потемкин достиг гораздо большей власти, чем кто-либо из его предшественников, если взять во внимание, как недавно он находится в милости; впрочем, он не упускает случая доказать это на деле. Так, например, на днях своею властью, вопреки повелению Сената, он распорядился винным откупом, самой прибыльной статьею государственных доходов, таким образом, который, вероятно, не принесет особенных выгод казне. Генерал Потемкин назначен на днях вице-президентом военной коллегии, со званием генерал-аншефа. Насколько я могу судить по разговорам с Потемкиным, он, кажется, вовсе не одарен теми способностями и достоинствами, которые все за ним признали. Он выказывает, напротив, большое легкомыслие и величайшую склонность к самым пустяшным удовольствиям.

Из воспоминаний Людовик Филиппа Сегюра «Пять лет при дворе Екатерины II»:

Но всего любопытнее и важнее для меня было знакомство со знаменитым и могущественным князем Потемкиным. Если представить очерк этой личности, то можно быть уверену, что никто не смешает его с кем-нибудь другим. Никогда еще ни при дворе, ни на поприще гражданском или военном не бывало царедворца более великолепного и дикого, министра более предприимчивого и менее трудолюбивого, полководца более храброго и вместе нерешительного. Он представлял собою самую своеобразную личность, потому что в нем непостижимо смешаны были величие и мелочность, лень и деятельность, храбрость и робость, честолюбие и беззаботность. Везде этот человек был бы замечателен своею странностью. Но за пределами России и без особенных обстоятельств, доставивших ему благоволение Екатерины II, он не только не мог бы приобресть такую огромную известность и достичь до такого высокого сана, но едва ли бы дослужился до сколько-нибудь значащего чина. По своей странности и непоследовательности в мыслях он не пошел бы далеко ни на военном, ни на гражданском поприще.

Потемкин обладал счастливой памятью при врожденном живом, быстром и подвижном уме, но вместе с тем был беспечен и ленив. Любя покой, он был, однако, ненасытимо сластолюбив, властолюбив и склонен к роскоши, и потому счастье, служа ему, утомляло его; оно не соответствовало его лени и при всем том не могло удовлетворить его причудливым и пылким желаниям. Этого человека можно было сделать богатым и сильным, но нельзя было сделать счастливым. У него были доброе сердце и едкий ум. Будучи и скуп, и расточителен, он раздавал множество милостыни и редко платил долги свои. Свет ему надоел; ему казалось, что он в обществе лишний; но, несмотря на то, он дома окружил себя как бы двором. Любезный в тесном кругу, в большом обществе он являлся высокомерным и почти неприступным; впрочем, он стеснял других только потому, что сам чувствовал себя связанным. В нем была какая-то робость, которую он хотел скрыть или победить гордым обращением. Чтобы снискать его расположение, нужно было не бояться его, обходиться с ним просто, первому начинать с ним разговор, стараться ничем не затруднять его и быть с ним как можно развязнее.

Хотя он и воспитывался в университете, но он меньше научился из книг, чем от людей; лень ему мешала учиться, но любознательность его повсюду искала пищи. Он чрезвычайно любил расспрашивать, и так как по сану своему он сходился с людьми различных сословий и званий, то толками и расспросами обогащал свою память и приобрел такие сведения, что уму его дивились все, не только люди государственные и военные, но и путешественники, ученые, литераторы, художники, даже ремесленники. Любимым предметом его было богословие. Будучи тщеславен, честолюбив и прихотлив, он был не только богомолен, но даже суеверен. Мне случалось видеть, как он по целым утрам занимался рассматриванием образцов драгунских киверов, чепчиков и платьев для своих племянниц, митр и священнических облачений. Бывало, непременно привлечешь его внимание и удалишь его от других занятий, если заговоришь с ним о распрях греческой церкви с римскою, о соборах Никейском, Халкедонском или Флорентийском. До мечтательности честолюбивый, он воображал себя то курляндским герцогом, то королем польским, то задумывал основать духовный орден или просто сделаться монахом. То, чем он обладал, ему надоедало, чего он достичь не мог – возбуждало его желания. Ненасытный и пресыщенный, он был вполне любимец счастья и так же подвижен, непостоянен и прихотлив, как само счастье.

Богдан Тьебо (1733–1807), французский литератор и ученый-филолог. Из «Записок профессора-академика Тьебо. 1765–1785 гг.»:

O Потемкине мне многое рассказывал секретарь русского посланника, князя Долгорукого, Березин. По словам его и других особ, Потемкин вовсе не был красавец и мало того что некрасив лицом, а даже как-то страшен отталкивающим выражением физиономии; вдобавок был косоглаз и кривоног, зато имел замечательные рост, стан и силу. С такими существенными достоинствами наружности соединялось еще одно: великолепнейшие волосы. Поэтому на уборку и прическу их употреблялось все время приема посетителей. Сидя в своей уборной, за перегородкою из перил, вышиною в половину человеческого роста, он видел перед собой всех сановников империи навытяжку, в полном мундире и орденах, – в почтительном ожидании одного взгляда или слова: «здравствуй». С кем из них он хотел говорить, того удостаивал зовом по имени, причем весь привет и ласка состояли из слов: поди сюда (padi-souda), поди прочь (padi-proche); эти слова вызывали в среде предстоящих мгновенное исполнение, с таким изгибом вниз всего туловища, что руки касались пола. Временщик, не плативший никогда своих долгов, распоряжался всем самовластно и надменно. Пора его могущества пробудила живейшие сожаления о предместнике его, князе Орлове, который ничего не упускал для того, чтоб ему извинили роль любимца, и, ограничиваясь ею в тесном смысле слова, не забирал всех дел в свои руки, но всегда направлял их к тем лицам, кому они были вверены; высказывал напрямик, что не имеет права в них вмешиваться; обещал мало, но без обмана и смягчал вежливостью отказы на просьбы.

А. С. Пушкин. Из «Table-talk. О Потемкине»: